Текст песни В. Маяковский - Облако в штанах
Просмотров: 13
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
На этой странице находится текст песни В. Маяковский - Облако в штанах, а также перевод песни и видео или клип.
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре»,— сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
Вот и вечер
в ночную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.
В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.
Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!
Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце — холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.
И вот,
громадный,
горблюсь в окне,
плавлю лбом стекло окошечное.
Будет любовь или нет?
Какая —
большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любёночек.
Она шарахается автомобильных гудков.
Любит звоночки коночек.
Еще и еще,
уткнувшись дождю
лицом в его лицо рябое,
жду,
обрызганный громом городского прибоя.
Полночь, с ножом мечась,
догнала,
зарезала,—
вон его!
Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.
В стеклах дождинки серые
свылись,
гримасу громадили,
как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери.
Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот.
Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот,—
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
Нервы —
большие,
маленькие,
многие!—
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги!
А ночь по комнате тинится и тинится,—
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.
Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на зуб.
Вошла ты,
резкая, как «нате!»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете —
я выхожу замуж».
Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника.
Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть»,—
а я одно видел:
вы — Джоконда,
которую надо украсть!
И украли.
Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!
Дразните?
«Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий».
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!
Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен,—
а самое страшное
видели —
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?
И чувствую —
«я»
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо.
Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,—
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.
Люди нюхают —
запахло жареным!
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
на сердце горящее лезут в ласках.
Я сам.
Глаза наслезнённые бочками выкачу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули.
Не выскочишь из сердца!
На лице обгорающем
из трещины губ
обугленный поцелуишко броситься вырос.
Мама!
Петь не могу.
У церковки сердца занимается клирос!
Обгорелые фигурки слов и чисел
из черепа,
как дети из горящего здания.
Так страх
схватиться за небо
высил
горящие руки «Лузитании».
Трясущимся людям
в квартирное тихо
стоглазое зарево рвется с пристани.
Крик последний,—
ты хоть
о том, что горю, в столетия выстони! Do you think this is raving malaria?
It was,
It was in Odessa.
“I’ll come to four,” said Maria.
Eight.
Nine.
Ten.
Here is the evening
In the night horror
He left the windows
frowning,
December.
They laugh and laugh in a decrepit back
candelabra.
I could not recognize me now:
Sinewy Grumarina
groans,
It writes.
What can I want a sort of block?
And the block I want a lot!
After all, it doesn't matter for yourself
And the fact that the bronze
And the fact that the heart is a cold gland.
At night I want to call my
hide in soft,
In the female.
And so,
huge,
I get rid of the window,
I will smear the glass window with my forehead.
Will there be love or not?
Which -
Big or tiny?
Where does the big body come from:
It must be small
Subty Lubenochk.
She shies away car bucks.
He loves the bells of shock.
More and more,
Burning off the rain
face in his face ash,
I am waiting,
Sprayed by thunder of the city surf.
Midnight, rushing with a knife,
caught up
Slocked - -
Look at him!
The twelfth hour fell,
Like the head of the executed from the block.
In the glass of rain gray
Oil
The grimace was huge
as if chimera howls
Cathedral of the Parisian Mother of God.
Damned!
Well, that’s not enough?
Soon the mouth will last with a cry.
I hear:
quiet,
Like a sick from a bed,
Done the nerve.
And so,-
First went
barely
Then he ran in
excited,
Clear.
Now he and the new two
rushing about a desperate Chechetka.
The plaster collapsed in the lower floor.
Nerves -
Big,
small,
many!-
The frantic jumps
and already
The nerves are swinging your legs!
And the night in the room is tinno and tin.
From Tina, do not stretch out of a heavy eye.
The doors suddenly plastered
Like the hotel
The tooth does not get into the tooth.
You came in
Sudden as "Nate!"
tormented gloves suede,
said:
“You know -
I'm getting married".
Well, come out.
Nothing.
Sufferer.
See - calm as!
Like a pulse
deceased.
Remember?
You said:
"Jack London,
money,
Love,
passion",-
And I saw one thing:
You are the Jaconde,
which must be stolen!
And stole.
I will go out to the games again,
With fire, illuminating the eyebrow bend.
What!
And in the house that burned out,
Sometimes homeless tramps live!
Tear?
“Less than the poor cents,
You have emerald madness. "
Remember!
Pompeya died,
When I was tanned by Vesuvius!
Hey!
Gentlemen!
Lovers
sacrilege,
crimes,
Bohen, -
And the worst thing
saw -
My face,
When
I
Absolutely calm?
And I feel -
"I"
There is little for me.
Someone breaks out of me stubbornly.
Allo!
Who says?
Mother?
Mother!
Your son is perfectly sick!
Mother!
He has a fire of heart.
Tell the sisters, Luda and Ole -
He has nowhere to go.
Every word,
Even a joke
which he belp with a burning mouth, he
thrown out like a naked prostitute
From a burning brothel.
People sniff -
The smell of fried!
They caught up with some.
Brilliant!
In helmets!
You can’t boils!
Tell the firefighters:
On the heart of burning, they climb in caresses.
I myself.
I will pump out the eyes of overwhelmed by barrels.
Let me rely on the ribs.
I'll jump out! I'll jump out! I'll jump out! I'll jump out!
Collapsed.
You can't jump out of your heart!
On the face of a burning one
From the crack of the lips
The charred kiss rushed to rush.
Mother!
I can't sing.
The Church of the heart is engaged in Chiros!
Burning figures of words and numbers
From the skull,
Like children from a burning building.
So fear
Grab by the sky
I tied it
Light hands of Luzitania.
Shaking people
The apartment is quiet
The stunned glow is torn from the pier.
The last cry, -
Though you
About the fact that I am burning, in the centuries will be tied!
Контакты