Текст песни Иосиф Бродский. - Нобелевская лекция. часть 1
Просмотров: 38
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
На этой странице находится текст песни Иосиф Бродский. - Нобелевская лекция. часть 1, а также перевод песни и видео или клип.
Ощущение это усугубляется не столько мыслью о тех, кто стоял здесь до меня, сколько памятью о тех, кого эта честь миновала, кто не смог обратиться, что называется "урби эт орби" с этой трибуны и чье общее молчание ищет и не находит в вас выхода.
Единственное, что может примирить вас с подобным положением, это то простое соображение, что – по причинам прежде всего стилистическим – писатель не может говорить за писателя, особенно поэт за поэта; что, окажись на этой трибуне Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Роберт Фрост, Анна Ахматова, Уинстон Оден, они невольно бы говорили за самих себя, и, возможно испытывали бы некоторую неловкость.
Эти тени смущают меня постоянно, смущают они меня и сегодня. Во всяком случае они не поощряют меня к красноречию. В лучшие свои минуты я кажусь себе как бы их суммой – но всегда меньшей, чем любая из них в отдельности. Ибо быть лучше них на бумаге невозможно; невозможно быть лучше них и в жизни, и это именно их жизни, сколь бы трагичны и горьки они не были, заставляют меня часто – видимо, чаще, чем следовало бы – сожалеть о движении времени. Если тот свет существует – а отказать им в возможности вечной жизни я не более в состоянии, чем забыть об их существовании в этой – если тот свет существует, то они, надеюсь, простят мне и качество того, что я собираюсь изложить: в конце концов не поведением на трибуне достоинство нашей профессии мерится.
Я назвал лишь пятерых – тех, чье творчество и чьи судьбы мне дороги, хотя бы по тому, что, не будь их, я бы как человек и как писатель стоил бы немногого: во всяком случае я не стоял бы сегодня здесь. Их, этих теней – лучше: источников света – ламп? звезд? – было, конечно же больше, чем пятеро, и любая из них способна обречь на немоту. Число их велико в жизни каждого сознательного литератора; в моем случае оно удваивается благодаря тем двум культурам, к которым я волею судеб принадлежу.
Мне облегчает дело также и мысль о современниках и собратьях по перу в обеих этих культурах, о поэтах и прозаиках, чьи дарования я ценю выше собственного, и которые, окажись они на этой трибуне, уже давно бы перешли к делу, ибо у них есть больше что сказать миру, нежели у меня.
По этому я позволю себе ряд замечаний – возможно, нестройных, сбивчивых и могущих озадачить вас своею бессвязностью. Однако количество времени, отпущенное мне на то, чтобы собраться с мыслями и сама моя профессия защитят меня, надеюсь, хотя бы отчасти от упреков в хаотичности. Человек моей профессии редко претендует на систематичность мышления; в худшем случае он претендует на систему. Но это у него, как правило, заемное: от среды, от общественного устройства, от занятий философией в нежном возрасте. Ничто не убеждает художника в случайности средств, которыми он пользуется для достижения той или иной – пусть даже и постоянной – цели, нежели самый творческий процесс, процесс сочинительства. Стихи, по слову Ахматовой, действительно растут из сора; корни прозы – не более благородны.
For a man of private and particular this whole life he preferred a social role, for a man who went in preference this is quite far away - and in particular from his homeland, for it is better to be the last loser in democracy than a martyr or ruler of thoughts in despotism - to suddenly there is great awkwardness and trial on this rostrum.
This feeling is aggravated not so much by the thought of those who stood here before me, but by the memory of those who passed this honor, who were unable to address what is called “urbi et orbi” from this rostrum and whose general silence is sought and cannot be found in you exit.
The only thing that can reconcile you with this situation is that simple consideration, that - for reasons primarily stylistic - a writer cannot speak for a writer, especially a poet for a poet; that, if Osip Mandelstam, Marina Tsvetaeva, Robert Frost, Anna Akhmatova, Winston Auden were on this rostrum, they would involuntarily speak for themselves, and perhaps they would feel some awkwardness.
These shadows confuse me constantly, they confuse me today. In any case, they do not encourage me to speak eloquently. In my best moments, I seem to myself as if their sum - but always less than any of them individually. For it is impossible to be better than them on paper; it is impossible to be better than them in life, and it is their lives, however tragic and bitter they are, that make me often - apparently, more often than I should - regret the movement of time. If that light exists - and I am no more able to refuse them the possibility of eternal life than to forget about their existence in this - if that light exists, then I hope they will forgive me the quality of what I intend to state: in the end not the behavior on the podium, the dignity of our profession is measured.
I named only five - those whose work and whose destinies are dear to me, if only because I would not have cost a little as a person and as a writer: in any case, I would not have stood here today. They, these shadows, are better: light sources - lamps? stars? - there were, of course, more than five, and any of them was able to doom to dumbness. Their number is great in the life of every conscious writer; in my case it doubles thanks to the two cultures to which I, by the will of fate, belong.
The idea of contemporaries and fellow writers in both of these cultures, of poets and prose writers, whose talents I value above my own, and who, if they had been on this platform, would have already gone to work long ago, makes things easier for me. what to say to the world than mine.
Therefore, I will allow myself a series of remarks - perhaps unsettled, confused, and which may perplex you with my incoherence. However, the amount of time allotted to me to gather my thoughts and my profession itself will protect me, I hope, at least in part, from accusations of randomness. A person of my profession rarely claims to be systematic in thinking; in the worst case, it claims to be a system. But this, as a rule, is borrowed from him: from the environment, from the social structure, from studying philosophy at a tender age. Nothing convinces the artist of the randomness of the means that he uses to achieve one or another — albeit permanent — goal, rather than the most creative process, the process of writing. Poems, according to Akhmatova, really grow out of litter; the roots of prose are no more noble.
Контакты